Взглянуть на профессию архитектора, архитектурное сообщество как на особую творческую среду всегда любопытно, особенно глазами молодого архитектора: от процессов, которые в этой среде происходят, во многом зависит завтрашний облик города. В преддверии профессионального праздника зодчих корреспондент «ПК» обратилась с вопросами к главному архитектору проектов мастерской «А-2» Артему Элли.


— Профессия архитектора одна из самых сложных. Насколько трудно быть молодым архитектором?
— Архитектором быть сложно в принципе. Профессия подразумевает владение большим количеством смежных специальностей. Пусть не глубокое, но тем не менее. Помимо специфического круга задач на его плечи ложится обязанность, скажем так, менеджера. Он не только отвечает за свой раздел, но и координирует работу большой группы специалистовсмежников — тех, кто отвечает за электричество, водоснабжение, вентиляцию, дизайн... В этом смысле лично для меня вход в профессию был достаточно сложным.
— А разве в вузе не предупреждают об этом?
— В учебном заведении дается некоторый фундамент, опираясь на который человек может стать профессионалом. Но к полноценной, самостоятельной деятельности по завершении учебы молодой специалист не готов. В вузе студентов учат разбираться в смежных разделах профессии, но подобные курсовые работы не связаны между собой и не привязаны к конкретной задаче. На практике очень сложно увязать все аспектыв конкретном проекте с конкретным заказчиком и конкретным техническим заданием. Когда приходишь в проектный цех, приходится много лет учиться. Если шесть лет длилось мое образование в институте, думаю, столько же времени я потратил, чтобы стать ведущим архитектором. То есть человеком, который способен не просто выполнять отдельные задачи, а самостоятельно вести объект, распределять работу, отвечать перед заказчиком. Хотя, думаю, это специфика не только архитектурного проектирования, наверное, в других областях ситуация схожая.
— То есть это неизбежность пройти через такие трудности?
— Думаю, было бы легче, если бы во время обучения у меня была полноценная практика, как это принято за рубежом, когда студентов с начала обучения начинают готовить к реальной работе. Они проходят стажировку в мастерских, им ставят конкретные задачи. Реалии профессии они начинают понимать буквально со второго-третьего курса. У нас такая практика тоже есть, особенно в последнее время. Но десять лет назад, когда я учился, этот процесс носил довольно условный характер. На одном из курсов была двух недельная производственная практика летом. Но по факту большинство студентов красили стены, убирались или работали в приемной комиссии. Кому-то везло попасть в проектные организации и посмотреть, как выстроен процесс работы изнутри. Многие практикующие архитекторы преподают в институтах, а студенты участвуют в реальных проектах.
— Как я понимаю, у нас ситуация меняется в лучшую сторону?
— Мы начинаем движение в этом направлении. Но когда я учился на четвертом-пятом курсе, за работу архитектора вполне сходило оформление рекламных вывесок. О разработке каких-либо объектов приходилось только мечтать. Сейчас ребята, которые приходят к нам в мастерскую, да и, наверное, в другие мастерские, имеют возможность проявить себя. Я им завидую по хорошему. Потому что деятельность профессиональную начинал с крылечек, входов в магазины. А теперь мы привлекаем студентов на серьезные проекты. Естественно, деятельность этих ребят имеет соответствующий характер. Они в основном принимают участие в эскизном проектировании. Конечно, их результаты не всегда идут в дело, но тем не менее. И, конечно, самооценка студентов стала выше. Если в период нехватки заказов люди рвались хоть на какую-то работу, более-менее связанную с архитектурой, то сейчас некоторые студенты позиционируют себя высоко. Можно позвать человека на проект, а он может отказаться, сказать, что у него уже есть работа или его что-то не устраивает. Сегодняшние студенты могут выбирать.
— Тем не менее, когда люди узнают, что вы архитектор, какая у них на это реакция?
— В последнее время у меня складывается впечатление, что к архитекторам относятсяв некоторой степени негативно. Градостроительная деятельность последних лет и объекты, недавно занявшие свое место в нашем городе, зачастую приносят больше проблем, нежели каких-то положительных моментов. И очень много критики с этим связано. Беда отчасти в том, что, к сожалению, в полномочиях архитекторов не так уж много рычагов воздействия на ситуацию в городе, как может показаться обычным людям. Как бы это странно ни прозвучало, но сегодня месторасположение объектов, их функциональное назначение и параметры определяют далеко не архитекторы и градостроители. Это грустно осознавать.
— От многоопытных архитекторов часто можно услышать упрек в адрес молодого поколения специалистов, что те живут своей отдельной жизнью и в общий профессиональный круг не стремятся.
— На мой взгляд, то, что молодежь не участвует в жизни архитектурного сообщества, иллюзия.
Хотя на самом деле существуют некоторые сложности взаимодействия молодых архитекторов и архитекторов старшего поколения. У нас есть определенный круг опытных архитекторов. Есть Союз архитекторов, который стремится поддерживать свое существование, обозначать свою позицию по тем или иным градостроительнымвопросам. И в среде старшего поколения часто звучат вопросы: а что же молодежь? Почему она, говоря современным сленгом, не тусуется с нами? Почему мы не видим ее в Союзе архитекторов? Где же преемственность поколений? Как же мы будем взаимодействовать? И эти вопросы я слышу на протяжении лет пяти. Независимо от этого есть группы молодых ребят-архитекторов, которые, не стараясь себя как-то позиционировать, собираются, обсуждают интересующие их профессиональные вопросы, участвуют в фестивалях. Существует, например, лаборатория архитектуры и дизайна, которая организует фестиваль «Архваренье». Но если говорить о связи поколений, возможно, действительно есть проблема, причину которой довольно трудно понять. Старшие считают, что был упущен момент в 1990-е. До этого преемственность прослеживалась, а теперь почему-то ее не стало.
Рискну предположить, что свою роль здесь играет изменение способов передачи информации. Раньше взаимодействие человека с человеком осуществлялось при непосредственном контакте. Люди любили собираться, вместе решали какие-то вопросы, веселились. Теперь влияние на общение оказывает Интернет. Не так нужны реальные площадки для проведения мероприятий. Многие вопросы плавают в информационном поле.
Можно открыть ноутбук, планшет, подключиться к Сети и поучаствовать в каком-либо вопросе, оставить комментарии, выразить точку зрения, получить информацию. И этот процесс непрерывный.
Для этого не обязательно собираться. Для старшего поколения, как я понимаю, ценность имеет именно физическое присутствие людей в определенном месте. Не хочу сказать, что младшее поколение лишено интереса к такому общению. Нам интересно видеть друг друга не только в Сети, но с глобализацией информационного пространства многое изменилось.
— А нужен ли Дом архитектора архитектурной молодежи?
— Скажем так, молодежь спокойно обходится без помещения Дома архитектора. Здесь значение имеет не здание, а именно Дом. Не house, а Home. Не географический объект, а общество, объединенное общими интересами. Если надо собраться, это можно сделать там, где нравится.
Сегодня можно где угодно провести разовое мероприятие, не неся затрат на постоянное содержание специального помещения. В Советском Союзе такой возможности не было, поэтому помещения, закрепленные за определенными творческими союзами, имели особый вес.
— Конечно, для людей, далеких от архитектуры, не так уж важно, в каком формате проходит общение профессионалов архитектурного круга. Гораздо важнее, какие идеи рождаются в недрах архитектурного сообщества, какого уровня проекты реализуются в Красноярске. Как вы считаете, насколько разнообразен Красноярск в стиле этих проектов?
— У Красноярска, пожалуй, есть своя архитектурная школа. У других регионов то же есть свои черты. Например, иркутяне, очень самобытные архитекторы. Но со временем рамки пропадают. Дело в том, что раньше навыки передавались от учителя к ученику, и альтернативных источников информации практически не было. Сегодня с помощью Интернета и большого количества периодических изданий мы можем быть в курсе самых свежих архитектурных тенденций всего мира. Я бы не сказал, что архитектура Красноярска однообразная и есть дефицит новых фасадов, объемно-пластических решений. Есть нехватка качественной архитектуры. Несколько десятилетий не появлялось «иконических» зданий, способных стать визитной карточкой города.
Если говорить о стиле, мне нравятся архитекторы, которых трудно определить по почерку. В частности, Стивен Холл, Ренцо Пиано, команда Херцог и де Мерон, бюро MVRDV. Есть архитекторы, которые все время проектируют здания, используя одни и те же приемы. У них фирменный почерк и одна методика решения проблемы. Есть специалисты, которые каждую проблему решают по-новому — каждая площадка диктует свои условия. Поэтому я с большим сомнением отношусь к людям, которые на разных площадках в разных странах, в разных социально-экономических условиях умудряются рисовать одну и ту же архитектуру.
Мне нравятся архитекторы, которые умеют найти разный подход к каждому очередному проекту. Их нельзя угадать по почерку. Ничего в этом плохого нет, потому что, с одной стороны, бренд самого себя — это здорово, но, с другой стороны, здание — это не памятник архитектору, но градостроительная единица, формирующая среду для деятельности человека. И таких людей «без почерка», к счастью, больше. Среди моих любимых или просто знакомых архитекторов большинство именно таких. Хорошие специалисты находятся в постоянном развитии, и не думаю, что их работы могут надоесть.

БЕСЕДОВАЛА ЕКАТЕРИНА КОХ