Что разрывает ткань города? Будем ли мы, по примеру европейцев, жить в лофтах? Для чего в Красноярске построят третий пешеходный мост?

Старший преподаватель кафедры градостроительства Института архитектуры и дизайна СФУ и архитектор проектной мастерской А2 Николай ДЯДЕЧКИН отвечает на все вопросы. Но будьте готовы к тому, что общение с ним разбивает вдребезги большинство представлений о городском пространстве, казавшихся непреложными аксиомами.

Оказывается, чем больше площадь двора, тем может быть хуже для жильцов. Расширение улиц способствует увеличению пробок. А при среднеэтажном строительстве количество квартир на одинаковых участках застройки больше, чем при многоэтажном.


Когда все чужие

— Николай, почему в разных районах Красноярска так по-разному чувствуешь себя? Где-то — уютно и безопасно, а где-то, как, например, в Северном — довольно тревожно.

— На нас воздействует городское пространство. Мы можем не отдавать себе в этом отчёт, но окружающая среда может способствовать неврозам, а может, наоборот, помогать расслабиться. И, если разобраться, достигается это довольно понятными и простыми методами. Вот где вы чувствуете себя комфортно?

— В центре.

— Да, часто можно услышать, что исторический центр гораздо комфортнее, чем современная застройка. Почему? Ведь вряд ли раньше при проектировании беспокоились о душевном равновесии, о том, чтобы человеку было комфортно в пространстве улиц.

Наш центр характеризуется квартальной застройкой с определённым шагом квартала, или так называемой куртины — так раньше называли улицы, поперечные основным. Такая квартальная сетка города появилась при Екатерине II сразу во всей России. До этого момента застройка была хаотичной, города разрастались, как тесто. Но однажды в соответствии с общемировыми тенденциями перехода на регулярную планировку по всем губерниям разлетелись указы о необходимости подготовки проектной документации. Благодаря этому у нас очень чётко квартально расчерчен центр города вплоть до Николаевки, где тогда был лес.

Такой тип застройки позволяет человеку лучше осознавать границы пространственно и психологически. Здания образуют почти герметичное внутреннее пространство, дворы компактные и не проходные, входы — через несколько арок, причём необязательно закрывать их воротами с замком, достаточно самой пространственной структуры, чтобы люди чувствовали ответственность за эту территорию. Кварталы небольшие, поэтому нет необходимости идти через двор, проще обойти снаружи. Люди, живущие и работающие внутри квартала, чувствуют, что вот этот дворик наш, а дальше — улица, большой мир. Как правило, плотность населения здесь меньше, все друг друга знают. Внутри все свои, снаружи — чужаки. И вы, гуляя по центру, знаете, что где-то внутри есть дворы, а в них — своя жизнь, и крайне редко проходите кварталы насквозь.

Что же происходит в Северном? Там микрорайонная застройка: огромные пространства дворов, высокие длинные дома. Там мы ходим все и везде, свои и чужие вперемешку. Пытаемся срезать сквозь дворы, обойти здания. И несмотря на то, что дворы в Северном значительно больше, рамки зоны комфорта для каждого отдельного человека сужены в несколько раз в сравнении с жителем центра. Тут уже не то что дворовая территория, даже подъезд многоэтажного жилого дома не воспринимается как личное пространство. Моё — это квартира, подъезд — нейтральная территория, а двор — уже чужая.

Но микрорайоны тоже разные. В конце 60-х годов прошлого века они были относительно небольшими, а в 70-х разрослись до макро. В СССР очень любили такие районы — почти города. Как у нас Солнечный.

— А что вы скажете о правом береге?

— Он разный. Например, зона улицы Вавилова по пространственной структуре близка историческому центру. А вот сразу за железной дорогой, которая очень сильно разрывает городскую ткань, — на улицах Щорса, Павлова — микрорайонный тип организации пространства, большие дворы и совсем другая атмосфера.

Откройте улицам глаза

— Казалось бы, чем больше пространства, тем лучше...

— Да, в общественном сознании довольно много заблуждений относительно городской среды. Например, многие хотят, чтобы между жилыми домами был лес. Вышел из подъезда, тут же прыгнул на лыжи — и кататься. Красота! Казалось бы. Но в каком районе Красноярска это возможно? В Академгородке. А где чаще всего появляются сообщения о нападении маньяков? Там же. Потому что там очень сложно создать границу своего и чужого.

Есть такой термин в урбанистике «глаза улицы» -— это определённая сигнальная система, при которой появление чужака на территории становится сразу очевидно. Вот у некоторых есть дачи в тупиках, где все друг друга знают. Если там проезжает чужая машина, все обращают внимание — вроде и ничего страшного, но голова сама собой поднимается посмотреть, к кому и куда приехал чужак. Вот это — глаза улицы.

Если же люди привыкли, что их двор проходной, вокруг всегда чужаки, то и контроль сильно притупляется. А когда на улице происходит что-то недоброе, люди просто закрывают окна. Чужаков не станут защищать, что бы ни происходило.

Кстати, на Западе в принципе нет культуры двора в том понимании, как привыкли мы. Там хороший дом в престижном районе может быть вообще без двора, а его функции выполняют публичные пространства: улицы, парки, скверы. Правда, все эти площадки всегда — в шаговой доступности.

— А вот эти под странными углами стоящие, будто спроектированные нетрезвым человеком, группы жилых зданий на улицах Курчатова или Крупской в Октябрьском районе — это что за явление?

— Это решение проблем рельефа. Застройка в Октябрьском районе микрорайонная, а вот рельеф сложный, холмистый. В сочетании с градостроительными нормами, которые диктуют определённое расположение и повороты зданий, он и определил рисунок района.

Солнце — в пределах нормы

— О каких нормах идёт речь?

— Например, инсоляции. Россия — одна из немногих стран, где в градостроительном кодексе есть жёсткие требования: в наших широтах два с половиной часа солнца должно быть ежедневно в любой квартире.

— А сегодня новые дома тоже возводятся с учётом таких норм? И даже пресловутая точечная застройка в центре?

— Уверен, что да, максимум, одну-две квартиры в здании проектировщики могли просмотреть. Так что тут точечная застройка не виновата. Другое дело, что при такой застройке иногда нарушается право собственности жителей многоквартирных домов на придомовые территории. А жильцы вовремя не бьют тревогу, поскольку не воспринимают двор как собственность.

— Какими бы ни были нормы, сибиряки всегда страдали от дефицита солнца, таков уж наш климат. Быть может, имеет смысл сделать в общественных местах имитаторы солнечного света?

— Есть разные способы. В Скандинавии, где тоже хронический дефицит солнца, на любой улице с первого взгляда можно определить солнечную сторону даже ночью — именно там сконцентрированы все кафе, магазинчики, даже пешеходная часть шире. Вся организация улицы направлена на то, чтобы люди больше времени проводили на солнце.

В Швейцарии много деревень, где часть года солнце просто не появляется. И местное самоуправление решило на вершине окрестных гор установить систему огромных зеркал, усиливавших слабые солнечные лучи и направлявших их на деревни. Строго говоря, тепла и света от этого больше не стало, но ощущение того, что о тебе заботятся, преломляясь в сознании жителей, превратилось в какой-то массив счастья, и это счастье помогает им пережить зиму. Здесь работает психологический фактор. Так же, как в стрит-арте, например.

От яркого граффити на серых домах пользы, вроде, ноль, а настроение поднимается. И это может привести к эффекту снежного кома: радость, которая появляется в человеке, он распространит на своих сослуживцев и домашних.

Любой город давит на человека, способствует появлению хронической усталости. И нужно противостоять ему позитивными факторами. Даже самые, казалось бы, незначительные, они расцвечивают городскую среду не хуже, чем масштабные перестройки целых микрорайонов. Если рядом с вашим домом не будет луж и всегда будет гореть фонарь во дворе, вы уже будете чувствовать себя комфортнее.

— На Западе уже отказались от микрорайонной застройки...

— Потому что там умеют считать деньги. И перед тем, как начать массово использовать любой приём, будут долго просчитывать его экономическую выгоду и т.д. Такие исследования 1940-1950-х гг. продемонстрировали большие минусы микрорайонной системы. Об этом можно прочитать в работе Джейн ДЖЕКОБС «Жизнь и смерть больших американских городов», ставшей своеобразной библией для урбанистов. Единичные попытки реализовать такую форму городского пространства в США были неуспешны, районы довольно скоро превратились в гетто.

Пора менять систему!

— Какой тип застройки сейчас доминирует в Европе?

— Там нет единого метода, но основные тенденции — это ограничение высотности и плотность. Концепция «каждому человеку — свой дом на земле» вылилась в разнообразие видов городского жилья, которое для нас привычнее за городом. Например, в центре можно увидеть городскую виллу — дом на земле, но без угодий и садов. Или таун-хаус — квартиру на земле, перевёрнутую вертикально, что позволяет иметь больше комнат на небольшом, а значит, и недорогом, земельном участке.

— Но дешевле ведь купить квартиру в многоэтажном доме, чем на земле!

— Ещё один миф! Казалось бы: больше квартир — больше прибыль. Но любой проектировщик вам скажет, что чем выше этаж, тем большее расстояние между зданиями необходимо делать. Простые математические расчёты покажут, что рациональнее строить здания в 3-5 этажей. Тогда на участках одинаковой площади при среднеэтажной застройке квартир может выйти больше. Конечно, на маленьком участке эффективнее поставить один высокий дом. Но чем больше участок, тем больше преимуществ у среднеэтажной застройки.

— Почему же у нас строят одни высотки?

— Это выгодно строительным компаниям. Последние полвека строительная индустрия работала на высокое домостроение. Чтобы перейти на строительство 3-5-этажных домов, нужно изменить всю строительную систему страны. В Сибири же всё осложняется ещё и климатическими особенностями: из-за промерзания почвы у нас должны быть мощные фундаменты. А стоимость фундамента многоэтажки в процентном отношении к стоимости всего здания — ниже, чем у малоэтажного здания. И это лишь один из факторов.

Но до сих пор эти серьёзные вопросы — и о большем экономическом эффекте среднеэтажного строительства, и о негуманности микрорайонной застройки — у нас не поднимаются.

При этом необязательно сносить микрорайонную застройку. Моя коллега Ирина ФЕДЧЕНКО, исследующая этот тип организации городского пространства, уверена, что при определённых изменениях микрорайонов в них может стать уютно и комфортно, она верит в их будущее.

— Так почему бы не попробовать эти предложения на каком-то из строящихся микрорайонов?

— К сожалению, у нас люди не привыкли принимать долгосрочные решения.

Проблема транспортной перегруженности Красноярска тоже требует именно системных изменений — вероятно, поэтому в ближайшие годы она вряд ли будет решена. У нас ведь люди передвигаются по городу челночным бегом: из своей чистенькой квартиры максимально быстро стараются попасть в свою машину — и дальше: офис-авто-магазин-авто-дом. А есть ли во дворе или на улицах города лужи, нам в кондиционированных салонах наших автомобилей уже неважно. Почему в России сегодня автомобилей покупается больше, чем где-либо в мире? Потому что на наших улицах неприятно находиться. В нашем общественном транспорте невозможно передвигаться.

— При нашем климате передвигаться без автомобиля зимой опасно для здоровья...

— А почему бы нам не поставить, по примеру скандинавских стран, тёплые остановки? Потому что каждая мелочь у нас требует менять систему! Эта идея повлечёт пересмотр системы движения общественного транспорта. Отапливаемые остановки рассчитаны на семь-восемь человек, и в Скандинавии они не бывают переполненными. А теперь припомните, сколько нервно ожидающих свой автобус в 8 утра на вашей остановке? Дело в том, что у нас система магистральных автобусных маршрутов, то есть проходящих через весь город, и на каждый мы покупаем билет. А в Европе системы оплаты бывают разные, в том числе и по времени, и по расстоянию. Например, билет продаётся не на маршрут, а на определённый промежуток времени, и действует он на всех видах транспорта. Маршруты автобусов там достаточно короткие, зато ходят они чаще (а водители больше отдыхают). Таким образом, на остановке ты садишься в первый подошедший автобус — с тем, чтобы вскоре пересесть.

Транспортное кольцо разрежет город

— Николай, велосипедные дорожки в городе когда-нибудь появятся?

— Очень на это надеюсь. Вы даже не представляете, насколько это серьёзный фактор снижения трафика в тёплое время года. Год назад мы в нашей мастерской подготовили проект, в котором предлагали построить магистральную велодорожку, соединяющую Северный и центр города через остров Татышев. Помните разрушенный пешеходный мост из Зелёной Рощи на Татышев? Есть планы его восстановления, кроме того, ещё один такой мост мы предложили построить напротив отеля «Марриотт». Это предложение одобрено властями, оно есть в планах Гражданпроекта. То есть через несколько лет в Красноярске вместе с существующим сегодня Виноградовским будут три пешеходных моста, соединяющих левый берег и остров Татышев. И тогда летом на Татышеве велосипедисты будут не просто кататься, а целенаправленно передвигаться по собственной дороге, разгрузив автодороги.

— А что делать жителям других районов?

— Мы предложили этот проект как пилотный, самый простой и самый дешёвый. Давайте посмотрим, как он будет реализован. Но вообще, вы понимаете, что для того, чтобы сделать велодорожки, нужно сузить автодороги? Да на любых общественных слушаниях нас закопают тут же. Притом, что тут мы имеем дело с очередным мифом: есть серьёзные, математически обоснованные исследования, результаты которых доказывают, что увеличение ширины автодороги на 2-3 полосы позволяет значительно увеличить количество автомобилей, одновременно находящихся на дороге, и в гораздо меньшей степени — пропускную способность этой дороги. То есть, расширяя дороги, мы увеличиваем время простоя автомобилей и создаём гарантированные пробки. Если это не хай-вэй.

Между улицей и хай-вэем есть принципиальная разница. Строить хай-вэй внутри улицы нельзя. Это место, где можно ехать с довольно хорошей скоростью, не ограниченной светофорами и пешеходными переходами. При такой системе даже незначительное расширение может быть эффективно. Но лишь только появляются светофоры, переходы или даже пересечения со второстепенными улицами в районе жилой застройки, значительно меняется скорость передвижения, и система начинает сбоить. Причём не только в этих конкретных местах, но на всём протяжении.

У нас же планируют построить транспортное кольцо, почти 70% которого пройдёт по улицам города. И мы получим сразу несколько серьёзных проблем. Во-первых, трафик усугубится, поскольку светофоры на протяжении этого кольца всё равно будут, от этого не уйти. А во-вторых, поскольку улицы будут превращать в дороги, их максимально изолируют от пешеходной части, например, с помощью шумоизоляционных экранов, которые уже сегодня можно увидеть на улице Мичурина. Это разрыв ткани города, это неоправданная сегрегация людей, живущих по разным сторонам этих улиц-дорог. Представьте: есть какой-то район города, со своей инфраструктурой, налаженными социальными связями. И вдруг его разделяют на две части, которые, возможно, соединят надземными переходами, но доступность противоположной стороны улицы уменьшится в разы. И если раньше вы в любой момент могли, условно говоря, сбегать в булочную через дорогу от дома или забежать к приятелю поблизости, то теперь ваши предпочтения изменятся. Либо аварийность повысится, поскольку самые смелые будут пытаться всё равно перебраться через дорогу в привычном месте. И в таких ДТП будут виноваты не нарушители, а те, кто эти улицы-дороги утвердил.

Даже если удастся всё сделать идеально: убрать светофоры и переходы, выровнять ширину дороги по всей длине и частично решить проблему транспортной перегруженности города, вряд ли кто-то сегодня сможет рассчитать, какой урон нанесут городу разрывы его ткани и ломка социальных связей.

— А что может скреплять ткань города, делать его уютнее?

— Общественные пространства: парки, скверы. То, что у нас пока в зачаточном состоянии. Один из немногих позитивных примеров — остров Татышев: там была создана инфраструктура, и люди потянулись. Летом даже в будни на острове катались на велосипедах и роликах, просто гуляли десятки людей. А когда-то мало кто верил, что это возможно.

Здесь речь идёт уже не о благоустройстве, а о создании определённого механизма отдыха, досуга. Секрет живого пятна в городе — это постоянное присутствие там человека. Если в любое время дня люди смогут удовлетворять разные потребности на такой площадке, будь это кафе, прокат велосипедов или лекторий, она станет эффективным общественным пространством. У нас же большинство потенциальных общественных площадок — это пока набор из дорожек, деревьев, скамеек и фонтана, пустующий большую часть суток.

— В этом году в нашем Центральном парке отменили хотя бы входную плату, и там снова появились прогуливающиеся. Но хочется парков, подобных сегодняшнему ЦПКиО им. Горького в Москве, где каждый может найти себе интересную площадку в любое время суток, а аттракционы вовсе не главенствуют.

— У нас, к сожалению, гораздо более медленные в сравнении с Москвой реакции на общемировые тенденции. И не в последнюю очередь — из-за финансов, как это ни банально. У Москвы есть финансовые подушки безопасности, которые позволяют выделять средства на какие-то нестандартные решения, эксперименты. У нас их нет... Хотя наши студенты ежегодно предлагают интересные идеи для того же парка, других общественных площадок, но реализуется мизер.

— А когда в Красноярске появятся лофты?

— Подозреваю, нескоро. Да, вынос неэффективных производств из города и наделение освободившихся территорий новой жизнью — одна из мощных тенденций, заданных Европой. Там массово переделывают промзоны, практически их не перестраивая, в жилые или торгово-развлекательные комплексы, так называемые лофты. Жилые лофты в России почти невозможны из-за существующих строительных норм. С развлекательными центрами проще, в Москве примеры этого феномена — «Красный Октябрь», «Винзавод»; такие креативные бизнес-центры, культурные или развлекательные площадки, предполагающие довольно большой финансовый оборот.

В Красноярске пока подобного рода проекты — на уровне обсуждений. Было несколько интересных идей по поводу бывшей фабрики «Шелен», даже появились инвесторы, но так ни к чему пока не пришли.

Для нас привычнее подход — всё снести и заново отстроить. Пример — «Южный берег», возникший на месте судостроительного завода. Там очистили часть заводской территории, возвели жилой комплекс. То же ожидает и завод комбайнов: практически всё пойдёт под снос.

Точно уцелеет только одно здание, которое находится под охраной как имеющее историческую ценность — это кирпичное здание бывшей винной монополии ещё царских времен, выполненное в стиле русского модерна.

— Как вы считаете, где в Красноярске действительно комфортная городская среда?

— Мне нравится пятачок в районе улицы Баумана. Это стандартный советский район: завод телевизоров, санитарно-защитная зона (в нашем случае это парк) и посёлок рабочих. Там кварталы двухэтажных домов с компактными герметичными дворами, в которых можно увидеть дворовые скульптуры советских времен. Уютно, спокойно, чисто, комфортно. На правом берегу подобные кварталы есть на улице Вавилова и в районе ДК им. Первого мая. Мне нравятся эти районы, но это не значит, что я бы именно так застраивал Красноярск.

— А как?

— Сложный вопрос. На мой взгляд, один человек не вправе принимать решение об облике города. Нужна нормативно-правовая база, одновременно позволяющая развиваться самым разным архитектурным направлениям и задающая нижнюю планку качества жизни в наших домах. Тогда каждые20-30 лет в городе будут появляться совершенно непохожие на всё, что было раньше, районы и кварталы, объединённые тем, что качество жизни в них всегда одинаково высокое.

Нужно создавать такую систему, при которой застройщик не был бы вынужден, но ему было бы выгодно строить красиво, комфортно, предусматривая развитую инфраструктуру. В Европе эти факторы значительно влияют на стоимость жилья, поэтому в интересах застройщика их обеспечить. У нас ещё десять лет назад вид из окна не принимался в расчёт при покупке недвижимости.

На Западе стоимость квартиры в доме, рядом с которым нет школы, упала бы до самого минимума. У нас же она не отличается от среднерыночной, так о чём беспокоиться нашему застройщику?

Тем более, что при сегодняшнем положении дел застройщики обязаны строить лишь жилье, а социальную инфраструктуру, дороги, инженерные коммуникации, строительство детских образовательных учреждений обязан обеспечивать город. Но часто к моменту сдачи района выясняется, что в городской казне нет средств для этих целей. Так и появляются у нас районы без школ и детских садов. Системная ошибка.

Мы — по-прежнему советские

— Есть ли свой стиль у Красноярска?

— Пока как у всех российских городов — советский. Наши города различаются в той степени, в какой удалось сохранить архитектуру досоветского периода.

— Но у нас же есть свои стиле-образующие элементы — фонтаны, например, или вот пешеходный мост с террасой за парком Горького, будто перенесённый из приморского города.

— Эти элементы позволяют говорить скорее о киче, но не о стиле. Кич, замечу,— это необязательно плохо. Во все времена он нравился большинству людей. Изменения последних лет в Красноярске — это влияние личного вкуса небольшой группы людей, принимающих решения, в том числе градоначальника. Для нашей страны это, может быть, и традиционно, но, на мой взгляд, неправильно.

Стиль города — это система, закреплённая документально, чего, повторюсь, у нас нет. Нет генерального плана, местных градостроительных норм, стратегического мастер-плана. Два года градостроительные нормы для Красноярска заказывали почему-то в Омске, но так и не приняли по не известной мне причине. И хорошо, что не приняли: они просто повторяли советские СНиПы. И пока дела обстоят так — в европейских городах мы засматриваемся на удивительные сочетания зданий, а дома многое вызывает протест и дискомфорт.

И в Красноярске, и в Лондоне исторические здания перемешаны с современными, но там за счёт чётко определённой политики муниципалитета это гармонично. У нас такой политики нет, поэтому на наших улицах хаос. Англичане решили, что им важен не стиль, а пространственные характеристики города, улицы. В их системе заданы рамки по размерам и некоторым материалам зданий. И они уверены, что при таком подходе город будет всегда выглядеть современным и разным.

В Дрездене противоположная система — там всё регламентировано до мельчайших деталей. Когда после Второй мировой войны немцы восстанавливали Дрезден, уничтоженный на 90 %, власти города прописали требования всего, вплоть до цвета и размера камушков новых строений. Они бережно восстановили исторический центр, и сегодня это прекрасно работает на туристическую сферу. А у нас много туристов?

Даже ещё проще: впечатление от дома начинается с двери. Что мы можем сказать о «двери» в наш город? Много вы слышали восторженных отзывов об аэропорте «Емельяново»? Вероятно, городские власти и не заинтересованы в увеличении потока туристов.

Но я уверен, что всё изменится. Наши проекты, пусть пока и не осуществлённые, меняют мировоззрение людей, показывают, что жить иначе — можно. Пусть сейчас нет средств для реализации проекта, но его увидели несколько человек и задумались. Другой проект — ещё десяток человек. Так постепенно меняются общественные вкусы.

Александра КАЗАНЦЕВ